Мария Карташева

Мурцовка. Том первый

Глава 1

Осень плела свои узоры, украшая деревья нарядным багряным цветом, ветер ворошил озябшими пальцами листву, и казалось, что мрачный лес пылает. В зеркале студёного озера отражались уже нагие ветви, сбросившие лёгкое летнее оперение, тучи плакали начинающимся дождём, и рябь воды уносила их отражение. Порывы непогоды стали более частыми, они стонали, рвали бесплотные тела о сухие останки стволов и, заблудившись в лесной чаще, умирали, утихая навсегда. Сырой ветер слизывал с берега сухую листву и кидал её в воду, завеса холодного дождя тяжело зашторила всё пространство, и мятущиеся тучи словно остановились над озером. Погода окончательно испортилась, и человек, всё это время сидевший в кресле перед домом, встал, кинул плед на перила веранды и пошёл внутрь.

Вскоре над трубой заструился дым, дом стало наполнять печное тепло, уютно затрещали дрова, на плите закипел чайник, и непогода уже не казалась такой тоскливой. Мужчина включил газовую горелку, и опалённые края конфорки сразу лизнули синие языки пламени, тяжёлая чугунная сковорода плотно встала на решётку, масло, брошенное на середину потёртой поверхности посуды начало плавиться, и вскоре зашкварчала разжариваемая картошка. На грубо сколоченном столе, стоявшем рядом, в банке плавали огурцы с острым запахом, на тарелке в фольге лежала половина недоеденной курицы, и плескалась водка в давно початой, но так и недопитой бутылке.

Оторвавшись от готовки, человек подбросил пару поленьев в гудящую жаром печь, бросил щепотку сухих чайных листьев в глиняный чайник и мельком взглянул на себя в зеркало. Уставшее, слегка осунувшееся узкое лицо, разбросанные пряди тёмных волос поддёрнутые лёгким бисером седины и какой-то погасший взгляд в глазах, которые никогда ещё не подводили и всегда лучились счастьем. Но в последнее время пошло что-то не так. Жизнь перестала радовать сюрпризами и потихоньку начала забирать то, что раньше, как думалось, дарила, а оказалось, давала взаймы. Ещё в начале лета рослый умница-сын уехал учиться: факультет журналистики ждал его с распростёртыми объятиями и грел место будущему абитуриенту, уже гремевшему своими разгромными постами в социальных сетях. Но по дороге у мальчика случилась любовь и тридцатилетняя женщина, утянувшая его в новую реальность в Индию или в другие мистические страны на поиск себя. С тех пор родители получали лишь изредка видеоприветы от сына, ставшего в один миг чужим, точнее, они стали для него просто людьми, родившими очередного человека, как он говорил. Красавица-жена решила, что дома ей всё напоминает о сломанной судьбе ребёнка и переехала жить к сестре за границу, но перед этим предусмотрительно подала на развод, потому что, достигнув земель, которым Освальд Шпенглер предрекал скорый закат, она снова вышла замуж. Но последней каплей стал ответ от издательства, долгие годы катающегося на золотой волне имени Сергея Баранова. Новый владелец был прогрессивных взглядов и его брали корчи, если ему несли художественную литературу вместо популярного нон-фикшен, новый редактор была старой въедливой бабой, долгие годы прожившая на чужбине, и теперь, когда жизненные обстоятельства сослали её на родину, она пыталась отравить жизнь всем окружающим. И ровно неделю назад Сергей получил письмо следующего содержания:

«Уважаемый г-н Баранов. Последняя ваша рукопись не несёт в себе смысловой нагрузки и заданного в начале темпа. Герои не кажутся позитивными, в них прослеживаются нотки нервозности и пессимизма, что приведёт читателя к депрессивным состояниям, и потенциальный покупатель не сможет обратить свой взгляд на другие предложения от издательства. Вокабуляр страдает, да и весь объём рукописи больше отдаёт вампуку, нежели принадлежащем вам ранее стремительным и динамичным стилем. Поэтому мы приняли решение предоставить вам долгий творческий отпуск».

Далее следовал обязательный перечень чаяний и надежд, что в дальнейшем издательство и Сергей Баранов пойдут рука об руку в светлое будущее.

Писатель прочёл несколько раз послание, воспринял обращение г-н в начале письма не как господин, а скорее как отходы жизнедеятельности, потому что так себя и чувствовал. И под напором душевных терзаний и половины бутылки виски быстро составил ответ, где посоветовал новому издателю «бегать потом за книгами Баранова с голой жопой», а редакторше даже послал в подарок электронное издание Белинского, намекая на её глупость и пустозвонство. Этим Сергей спалил мост, по которому ещё мог бы вернуться к порогу, куда за долгие годы привык приходить за звонкой золотой монетой. И сейчас наступило время лёгкого безденежья, так как ветер семейных перемен нещадно выметал последние накопления, которых и так было немного, потому что Сергей не был склонен к накопительству и жил на всю широту открытой писательской души.

По окну скользнул хлёсткий удар разыгравшейся к вечеру бури, Сергей очнулся от воспоминаний и, обжигая пальцы, снял с плиты начавшую чадить пригорелыми ароматами картошку. Он залили в чайник слегка остывший кипяток, опрокинул в рот рюмку холодной водки, надкусил огурец, брызнувший во все стороны рассолом, и оторвав четверть от дичи, даже не разогревая, кинул её на тарелку.

Переезды на природу всегда помогали Сергею, если был творческий затык. Но раньше Баранов предпочитал ездить в расчёсанные, благополучные леса Европы, рыбачить в Норвегии или качаться на тёплых волнах где-нибудь поюжнее. Теперь же, чтобы выплыть из водоворота событий, которые несли в его жизнь тлен и разрушения, Сергею пришлось довольствоваться родными просторами и избушкой на берегу озера. Немногословный хозяин взял деньги за аренду, показал, где что лежит, и сразу уехал, пообещав вернуться через неделю, когда истечёт срок найма. Маленький домик слегка пах сыростью, внутри было холодно, и окружающая обстановка ещё больше добавляла тоски в душевную слякоть. Сергей прогулялся по окрестностям, размял ноги и после этого стал разгружать машину. Первая ночь прошла ужасно, богатое писательское воображение рождало монстров, ползающих по внешним стенам и прячущихся за воем непогоды, но наутро вместе с расплескавшимся по небу розовым рассветом желание немедленно уехать исчезло, и Сергей остался на природе, продолжая свой спонтанный ретрит.

Однажды утром он даже решил, что неплохо бы начать закаляться, и ухнулся с мостков в студёную осеннюю воду озера. Непривыкшее к такой температуре тело писателя вылетело оттуда через несколько секунд, изрыгая странные ухающие и визжащие звуки. Сергей ещё долго танцевал возле жаркой печки и наконец затих в кресле, прихлёбывая целительный чай с коньяком. Покончив на этом с закаливанием и со спортом, он решил, что проведёт время отдыха в медитативных размышлениях. Но поскольку натура у Баранова была деятельная, то все ретритные новомодные настроения только ухудшали его внутреннее состояние, а так как он намеренно не взял с собой никакого чтива, а телефон держал в машине, чтобы голова как следует отдохнула, то сейчас отчаянно страдал от отсутствия информации.

Из развлечений у писателя была только готовка из нехитрой снеди, прихваченной с собой, и перечитывание старых слипшихся между собой газет, предназначенных для растопки печи. Подтянув с пола очередную пачку макулатуры, Сергей скрутил пару газет, как вдруг из середины выпала тетрадь в оригинальной кожаной обложке, перетянутая шнурком. Мужчина нахмурился, подобрал блокнот и, повертев его в руках, развязал тугой забитый пылью узел тесёмки.

На переплёте осталась глубокая борозда, мягкие края обложки загнулись внутрь в тех местах, где пролегал сдерживающий след, который остался, по всей видимости, потому, что тетрадь долгие годы никто не открывал. Сергей раскрыл первую страницу, отхлебнул чуть остывший чай и прочёл первую строку:

«Все действия имеют последствия! Они расходятся как круги на воде. Я только сейчас начинаю улавливать эхо от своих действий, высказываний и даже мыслей. Моя жизнь, по которой я когда-то нёсся неосознанно и глупо, теперь ценна каждым своим мгновением, но она больше не принадлежит мне. Уже недалек тот день, который унесёт последний мой вздох, и я перестану жить, мыслить, а самое главное – любить, потому что я только недавно понял, что любовь – единственное, что держит меня здесь. Моё сердце взорвано от переполняющих его чувств, я ищу самые нелепые слова, чтобы описать то, что сейчас со мной происходит и потом перечитываю всю эту хрень. Так немного легче, а может, и намного легче, я не знаю.»